Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Что случилось с Линдси? – выпалила Мира. – Хочу, чтобы мне служила она!
– Линдси захворала и, за невозможностью выполнять свои обязанности, была от них избавлена. Тут ничего не поделать, миледи. Боги шлют здоровье, они же и забирают.
– Захворала?.. Но чем?
– Знаете, миледи, такою… – мажордом значительно прокашлялся, – обыкновенною хворью. Ничего в ней примечательного нет, оттого и название не дадено.
– Где она? В каком госпитале? Могу ли я позаботиться о ней?
– Линдси отправилась к родным, в деревню. Родительский дом, миледи, исцеляет лучше всяческих снадобий.
– Я настаиваю, чтобы ей был оказан наилучший уход! Немедленно отправьте ей лучшего лекаря, я оплачу расходы.
– Не извольте беспокоиться! В великой щедрости своей сир Френсис Мюррей уже взял на себя все траты. Линдси не будет ни в чем нуждаться до дня самого наиполнейшего выздоровления.
Считая, что этим все расспросы должны быть исчерпаны, мажордом добавил:
– Угодно ли миледи чего-нибудь еще?
В голове миледи царила горькая, тоскливая ясность. Линдси захворала сразу после того, как согласилась отнести книгу, предназначенную Адриану.
– Угодно, сударь. Я хотела бы поговорить с графом Виттором.
* * *
Граф Виттор Шейланд сидит у камина, глядя в огонь. Отсветы пламени придают его лицу приятный розовый оттенок. Он указывает Мире на кресло рядом с собою:
– Присядьте, ваше высочество. Мне сказали, у вас имеется ко мне некая просьба, и я с большим удовольствием выполню ее. Но позвольте прежде сказать вам несколько слов.
Она садится.
– Вы награждаете меня чужим титулом, милорд.
Он качает головой:
– Вы ошибаетесь… но я не стану повторяться, если вам неприятно.
– Благодарю вас.
– Как вам живется, миледи? – спрашивает Виттор.
Она отвечает:
– Вашими стараниями – прекрасно, милорд.
– Всего ли хватает? Ни в чем не нуждаетесь?
– Премного благодарна.
Он спрашивает еще: довольна ли миледи комнатой? Хорошо ли ей спится? Внимательны ли слуги? Она думает, глядя в огонь: комната похожа на ту, где я умирала от яда; сплю на полу – кровать слишком мягка после монастырской кельи; Линдси была внимательна… не ваши ли слуги, граф, расправились с нею? Но что-то подсказывает, что лучше сперва выслушать Виттора, и только потом касаться опасной темы. Как бы ни кипела злость в груди, нужно успокоиться, а затем говорить. И Мира отвечает: все прекрасно, милорд, у вас мне гораздо лучше, чем дома!
Он говорит о книгах: какие предпочитает миледи? Мира перечисляет, он одобряет ее вкус. Вставляет пару замечаний о литературе. Мира думает: зачем вы позвали меня? Чего хотите добиться? И отвечает: вы так тонко подметили, граф, я постараюсь запомнить вашу мысль!..
А Уэймар, миледи, – пришелся ли он вам по нраву? Мира думает: я не видела Уэймара, граф. Все, что видела, – стены замка со внутренней их стороны. И говорит: к великому сожаленью, я провела мало времени в городе, но Инжи Прайс так ярко его описывал!..
Что думает миледи о новостях? Жизнь так переменчива и богата сюрпризами, не правда ли? О, да, – беззвучно отвечает Мира, – сюрприз на сюрпризе. Ориджины предают императора, Клыкастый Рыцарь – родного отца, Виттор Шейланд прислуживает изменникам и держит взаперти племянницу владыки… Она произносит: политика – скучнейший предмет для девушки. Я тоскую по столичным балам!..
Виттор бросает на нее взгляд, и Мира думает о себе: тупица. Когда Иона обхаживала Нортвудов, зачем я вмешивалась? Ясно было, что ничего не изменить! Однако раскрыла рот – и выдала свою позицию. Теперь граф будет предельно насторожен.
– Мне хотелось бы с вами кое-что прояснить, миледи.
– О чем вы, милорд? Разве между нами бытует непонимание?
– Нынче утром вы прочли о том, что случилось в Эвергарде. И высказались очень сдержано по этому поводу, а мне бы хотелось знать ваше мнение.
Хотите услышать, что я считаю Адриана кровожадным деспотом? Мне стоило бы это сказать утром… Сейчас – поздно. Не выйдет так, чтобы вы мне поверили.
– Я просто не нахожу слов, милорд. Слишком невероятна новость.
– Однако же, это реальность. И данная реальность вынуждает нас принять решение…
Мира изображает усмешку:
– Я – девушка, милорд! Ничего не хочу решать, а уж тем более – быть вынужденной.
Граф Виттор улыбается ей в ответ… на диво искренне.
– Знаете, с чего все началось у меня с леди Ионой?
Хм, полагаю, герцогу Десмонду понадобились деньги, и он осмотрел дом: нет ли чего ненужного на продажу?..
– Расскажите, милорд! Это так увлекательно.
– Мы беседовали с нею – вот как с вами, очень похоже. Я спрашивал о том, об этом, разные темы заводил. А леди Иона – вы же знаете ее, само благородство! – все отвечала согласно вежливости: да, милорд, нет, милорд. Говорила о разном, но всегда спокойно, без тени чувства, разве что с мягкой улыбкой. Тогда я сказал: как же вам холодно, миледи. Тут, в Первой Зиме. Она ответила: я привычна к морозу. Но улыбка стала чуть теплее. Я спросил: а хотите, я увезу вас? Она ответила: я – Ориджин, мое место здесь… А глаза блеснули.
Если Иона вам улыбнулась, то я и подавно должна? Вы об этом, граф? Куда уж мне-то до Ионы…
– Как трогательно, милорд!
– Я это к тому говорю: мне бы очень хотелось поговорить с вами искренне. От этого всегда теплее на душе.
– Разве я лицемерю с вами? Мне горько, что вы так думаете.
Виттор Шейланд невесело вздыхает.
– Понимаю, вы считаете, что я держу вас в плену…
– Ах, право, я такая домоседка! Очень благодарна вам за возможность не выходить на улицы, не видеть толпы людей… Они с детства меня пугали.
– И вы осуждаете мятеж Ориджинов…
– Напротив, считаю его полезнейшим делом. Столетие без мятежей потрачено впустую. Историки не знали бы, о чем писать в своих книгах.
Вдруг он начинает хохотать.
– Вы прелестны, Минерва!
Она вскипает.
– Любите литературу, милорд?.. Разные глупцы, вроде ученых и прелатов, помнится, писали: величайшим правителем станет тот, кто объединит Поларис под одной рукой, а мудрейшим из людей – тот, кто пробудит ото сна Священные Предметы. Но вот является этот человек – величайший, мудрейший, и вы обзываете его тираном и еретиком, и пытаетесь убить! Что я об этом думаю? Да я в восторге от ваших действий! Обожаю тех, кто поступает логично! Что еще думаю? В высшей степени разумно атаковать сильнейшее войско мира именно тогда, когда оно вооружилось Перстами Вильгельма! Это, видимо, стратегическая хитрость. Мне, девице, этого не понять.